Спрятав книгу под подушку и заперев за собой дверь, Кэсерил отправился на поиски пажа.
Он выбрал сонного мальчика, ожидавшего в коридоре окончания ужина в банкетном зале Орико, где отсутствие Исель породило множество разговоров — и не только шёпотом, поскольку первые люди государства тоже отсутствовали: Орико продолжал скрываться в лесу, а Джироналы устроили пирушку у себя во дворце.
Кэсерил выудил из кошелька золотой и поднёс его к лицу, улыбаясь через образовавшийся между большим и указательным пальцами кружок.
— Эй, мальчик, хочешь заработать реал?
В Зангре пажи быстро делались смышлёными; реал — достаточно крупная сумма, чтобы можно было купить на неё некоторые интимные услуги у тех, кто ими торгует. Но и достаточно настораживающая для тех, кто не рискует играть в подобные игры.
— Что я должен сделать, милорд?
— Поймай мне крысу.
— Крысу, милорд? Зачем?
Ах да. Зачем.
«Да затем, что она потребуется мне в обряде смертельной магии против второго по могуществу лорда Шалиона, конечно!»
Нет, не годится.
Кэсерил опёрся плечами о стену и доверительно улыбнулся.
— Когда я был в крепости Готоргет во время её осады три года назад — ты знаешь, что я был её комендантом?.. так вот, пока наш бравый генерал не продал её, мы научились есть крыс. Маленькие вкусные зверюшки, если, конечно, сумеешь наловить достаточно много. И я очень скучаю по вкусу хорошо поджаренного на свече бёдрышка. Поймай мне большую жирную крысу и получишь ещё один реал. — Кэсерил уронил монету в руку пажа и облизнулся, представляя, каким безумцем должен сейчас выглядеть. Паж слегка попятился. — Ты знаешь, где моя комната?
— Да, милорд.
— Принеси её туда. В мешке. И чем скорее, тем лучше — я голоден. — Кэсерил развернулся и удалился, смеясь. Не притворяясь, а действительно смеясь. Странное, дикое веселье переполняло его сердце, пока он не поднялся к себе и не сел обдумывать свои дальнейшие действия — свою тёмную молитву, своё самоубийство.
Была ночь, ночью вороны не прилетят к его окну, сколько бы прихваченного с собой хлеба он им ни накрошил. Он повертел хлеб в руках. Вороны гнездились под крышей башни Фонсы. Если они не полетят к нему — он сам полезет к ним. Вскарабкается по крышам. Поскальзываясь в темноте? А потом обратно в комнату с трепыхающимся свёртком под мышкой?
Нет. Под мышкой он понесёт крысу в мешке. Если ему суждено будет умереть там, под полуразрушенной крышей, то проделывать обратный путь уже не придётся. Да и смертельная магия ведь уже однажды сработала там, не так ли? Она удалась деду Исель. Вдруг дух Фонсы протянет руку помощи и грешному солдату его внучки? Башня посвящена Бастарду и его животным, а ночь — особое время для этого бога, особенно дождливая полночь. Тело Кэсерила никто не найдёт и не похоронит. На его останках будут пировать вороны, поминая своего сородича, — достойная цена за жизнь бедняги. Животные невинны, даже жадные вороны; эта невинность делает их всех немного святыми.
Расторопный паж с шевелящимся мешком в руках обернулся значительно быстрее, чем смел надеяться Кэсерил. Он проверил содержимое — толстая, сердито шипевшая крыса весила почти полтора фунта — и заплатил ещё один реал. Паж спрятал монету в карман и зашагал прочь, оглядываясь через плечо. Кэсерил затянул мешок и прижал его к себе.
Переодевшись в одежды торговца (на удачу), он задумался, что надеть на ноги: туфли, сапоги — или идти босиком? Что будет надёжнее на мокрой скользкой крыше? Босиком, решил он. Однако обулся ещё для одного, последнего похода.
— Бетрис! — громким шёпотом позвал он из своего кабинета. — Леди Бетрис! Я знаю, что уже поздно, но не могли бы вы выйти ко мне на минутку?
Она была полностью одета, всё такая же бледная и измученная. Бетрис позволила ему стиснуть свои руки и на мгновение прижалась пылающим лбом к его груди. Тёплый аромат её волос на секунду вернул Кэсерила в Валенду, в храм, где они стояли рядом в толпе на праздновании Дня Дочери. Единственным, что не изменилось в ней с того счастливого дня, была её верность.
— Как принцесса? — спросил Кэсерил.
Она подняла взгляд. Вокруг тускло горели свечи.
— Она без устали молится Дочери. Не ела и не пила со вчерашнего дня. Я не знаю, куда смотрят боги и почему они оставили нас.
— Мне не удалось убить Дондо. Я не смог даже приблизиться к нему.
— Я так и поняла, в противном случае мы бы что-нибудь услышали.
— У меня есть ещё одна идея. Если ничего не получится… я вернусь утром, и мы посмотрим, что можно придумать с вашим ножом. Я просто хотел сказать… если утром я не вернусь, не беспокойтесь обо мне, не ищите — со мной всё в порядке.
— Но вы же не бросаете нас? — Её руки сжались вокруг его запястий.
— Нет, ни за что.
Она моргнула.
— Я не понимаю.
— Всё в порядке. Берегите Исель. И никогда не доверяйте канцлеру ди Джироналу. Никогда.
— Могли бы и не говорить мне этого.
— Да, ещё. Мой друг Палли — марч ди Паллиар — знает правду о том, как я был предан после Готоргета и попал на галеры. Как я стал врагом Дондо… это сейчас не важно, но Исель должна знать, что его старший брат собственноручно вычеркнул меня из списка освобождаемых, приговорив к рабству и смерти. Здесь нет сомнений. Я видел список, написанный им лично — его почерк мне хорошо знаком.
Бетрис прошипела сквозь стиснутые зубы:
— И ничего нельзя сделать?
— Похоже, нет. Если бы удалось это доказать, большинство лордов Шалиона отказались бы воевать под его знамёнами. Возможно, этого было бы достаточно для его падения. А возможно, и нет. Это порох, который должен быть в арсенале Исель. Когда-нибудь она сможет взорвать его. — Он сверху вниз смотрел на обращённое к нему лицо Бетрис — белизна кожи, коралл губ и глубокие, чёрные, как ночь, глаза, огромные в полумраке комнаты. Кэсерил неловко наклонился и поцеловал её.